Чановские вести

Меня иногда спрашивают, какими по художественному уровню должны быть стихи, чтобы они имели успех на литературных конкурсах. Думаю, рецепта на однозначный ответ здесь нет. На первой стадии все зависит от самого автора, порой приписывающего своим откровенно слабым вещам несуществующие достоинства. Стихи надо не просто сочинять, а работать над ними упорно, до седьмого пота. Сошлюсь на собственный пример. Первое стихотворение я сочинил шестьдесят пять лет назад, потом прошел хорошую школу у мастеров поэтического жанра. Но и сейчас сохну ночами над каждой строкой, по нескольку раз перекраиваю не устраивающие меня строфы. Этим и можно объяснить мои скромные достижения на ниве стихотворчества.

Двадцать шестого января в городе Куйбышеве были подведены итоги очередного Международного конкурса-фестиваля «Рождество Христово». Епископ Каинский и Барабинский Феодосий вручил мне высшую награду этого представительного поэтического мероприятия — диплом ГРАН-ПРИ «Рождественская звезда», как победителю двух номинаций из тех, что предусмотрены условиями конкурса. Вместе с этим я стал обладателем уникальной Библии.

Юрий Кривоногов
Член новосибирского отделения Союза писателей России

Юрий Поликарпович с супругой Надеждой Ивановной, которую без малого сорок лет считает незаменимой помощницей и вдохновительницей во всех литературных делах. Фото Ларисы Зиневич.

Номинация «Стихи, посвященные Рождеству Христову, святым».

ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК
В веках бессмертной будет эта веха,
К нам Свет сошел, освободив от тьмы.
С тех пор рожденье богочеловека
Как Рождество Христово знаем мы.
И этот праздник по всему великий,
Он верой в Бога переполнен весь.
Не зря когда-то по Руси калики
Как зерна, сеяли о нем благую весть.
Развратный Рим, где оргии и пьянство,
Казнил всех тех, кто думал о Христе.
Замешано на жертвах христианство,
Ведь и Христос распят был на кресте.
Досталось испытанье им большое,
Знать в новой вере видела изъян,
И наслаждалась в Колизее шоу,
Зверье пустив на первых христиан.
Сейчас нас на крестах не распинают,
На радость черни хищники не рвут.
И все же за неверия стенами
Молитва для иных – напрасный труд.
Я никому плохого не пророчу,
Хочу всего лишь донести в народ:
Дорога к Богу в сотни раз короче,
Чем атеистов пошлый путь в обход.
А сколько праздников прошло под кумачами,
Не лики Божьи, мы несли вождей.
На людях люди в большинстве молчали,
Какой простор кощунству и вражде!
Но вот наступит Рождество Христово,
И легче жить, и думать, и дышать
Одно лишь о Христе услышишь слово,
И чище станут тело и душа.
Уходят под звезду и в крематорий
Те, кто до веры в Бога не дорос.
Мы славим праздник Рождества, который
Бессмертен, как и сам Иисус Христос.

СВЯТОЙ АПОСТОЛ КИПРИАН
Кому церковь не мать, тому Бог — не отец,
Так завещано нам Киприаном.
И ему предрекали кровавый конец,
Те, кто счел христианство дурманом.
Уклоняйся от зла и добро приумножь
Христианин, любви сын и мира.
И в пустыне Господь ниспошлет тебе дождь,
Как замену церковного миро.
Смерти должен страшиться,
кто был не крещен,
Не проник кто страданьем Христовым.
Покрестись, исповедуйся, будешь прощен,
И душою окажешься новым.
Не ищи на земле ни богатства, ни благ,
Даст Бог день, значит, будет и пища.
Кто неправедно жил, кто грехами богат,
Пусть в молитвах спасение ищет.
Так учил Киприан, карфагенский Святой,
Он был изгнан в Курубис, наказан.
Но считая кнуты лишь забавой пустой,
Его вызвал проконсул Аспазий.
— Вот, прочти императорский строгий указ,
Подлежат христиане изгнанью!
Киприан отвечал:
— Это все не про нас,
Кроме Господа, власти не знаю.
— Должен ты принести жертву римским богам,
Из-за вас стала язва нам карой!
— Ты, Аспазий, уймись, Бога я не предам,
Для предательства слишком я старый.
Не страшусь я, что только за эти слова
Мне язык вырвут злыми клещами.
— С языком упадет и твоя голова,
Твои кости не станут мощами!
Киприан обезглавлен был острым мечом,
Хмурой Африки стойкий епископ.
Но не будет забытым людьми нипочем
Его подвиг и ныне, и присно.
* * *
Прости мою гордыню, велий Боже,
Хочу запомнить имена Святых,
С надеждой получить, ведь все быть может,
Частицу святости, в два атома, от них.

ТАК УЧИЛ СВЯТОЙ МЕФОДИЙ
Был стар епископ из Патар Мефодий,
Жил город в Малой Азии такой.
Епископ уважаем был в народе,
Рассчитывал здесь обрести покой.
Писал трактаты, и ему хотелось
Потомкам донести Иисуса Свет,
Что воскрешенье требуется телу,
Душа – бессмертна, ей кончины нет.
Бог наделяет смертью человека,
Чтобы грехи свои изгладить смог.
Но смерть не сделал он последней вехой,
Она лишь промежуточный итог.
И будет снова каждый в плоть одетым,
Когда воскреснет род людской опять.
Да только люди смогут все при этом
Как Ангелы, не Ангелами стать.
И не летать им с Ангелами рядом,
Присуща будет им земная твердь.
И потому живущим просто надо
Воспринимать как обновленье смерть.
У Рима же другие боги были,
Не миловать им проще, а карать.
Они, как люди, ссорились и пили,
И было их немеренная рать.
А им противился всегда Святой Мефодий,
Твердивший, что един лишь Бог – Христос.
Его в оковах и при знатном сброде
Тащили на кощунственный допрос.
Он слаб был телом, но отнюдь не духом,
И не страшила смерть его ничуть.
Ему свинец кипящий влили в ухо,
И острый кол вонзили дважды в грудь.
Его душа ушла к небесной шири,
Где звездный и божественный простор.
На судей, что неправый суд вершили,
Напал и истребил всех черный мор.
Был каждый в горле язвами задушен,
Никто покаяться пред Господом не смог.
Но все же будут прощены их души,
Он милосерден, христианский Бог.

ЗАПОВЕДИ БОЖЬИ
Ломаем храмы, церкви, снова строим,
Извечная российская беда:
То в коммунизм бредем нечетким строем,
То возвращаемся уныло в никуда.
Не следует идти по жизни боком,
Грешить напрасно, душу теребя.
И если веришь в милосердье Бога,
Другого нет кумира для тебя.
Жестокость христианству не попутчик,
Оно хранилище и веры, и любви.
Не станешь никогда душою лучше,
Не зная заповеди Божьей: не убий!
И вряд ли путь к спасенью лучший найден,
Чем жить с глубокой верою в груди.
И эту заповедь усвоить тоже надо:
Не зарься на чужое, не кради!
По Божьим заповедям людям жить непросто,
Когда мораль им всюду поперек.
Кощунством обрастали, как коростой,
Не Бог, так кто бы всех нас уберег?
Он никого не ставит на колени,
Не мечет гром и молнии с небес.
Но среди трех последних поколений
У нас в мозгах прослеживался бес.
Умчался коммунизм, смазав пятки,
Любая дурь пройдет в конце концов.
Я долго жил на Господа с оглядкой,
Зато теперь живу к нему лицом.
Я знаю, возносить себя негоже,
И очень малого достичь пока хочу:
Равнять себя по заповедям Божьим,
Хотя бы в малом, пусть всего чуть-чуть…

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ПЕТР
Был Иона, что жил в Вифсаиде,
Рыбаком, тут река Иордан.
Он, конечно, и сам не предвидел,
Что завидный удел ему дан.
Здесь родился, став выше всех, Симон,
На широкой кровати — скамье.
Ему братом, Ионе же сыном,
Был Андрей Первозванный в семье.
Он был призванный Господом Богом
Чтоб избрать себе праведный путь.
Так как духом народ был убогим,
То назад его в Церковь вернуть.
— Ты сказал, — так тут Симон заметил, —
— Я сказал – он добавил в ответ.
И пошел по бескрайнему свету
Обращать все в живительный Свет.
«Петр» — это по — гречески «камень»,
Так и Симон стал вскоре Петром.
Крепкий в вере, своими руками
Строил церкви с высоким крестом.
Не богатство сыскал себе, имя,
Шел народ к нему с разных сторон.
И под старость устроился в Риме,
Где жестоко тиранил Нерон.
Император, постыдный и глупый,
Был всегда осудить склонен тех,
Кто известен его больше будет,
Насаждая запреты для всех.
Повелел он Петру очень строго,
Не жалея ни брани, ни слов,
Чтобы шел он по римской дороге,
Почитая лишь римских богов.
— Император!
Напрасно, не клюну
На посулы твои в свой черед.
Я и нынче скажу: «Аллилуна!
Будет в вере и римский народ».
И всегда он не ведал печали,
Так как видел сиянье зарниц.
Но однако сказал, чтоб распяли
На кресте головой его вниз.
И охрана смутилась, из воев,
Петр был благолепен и тут:
— Грешен я, потому недостоин
Уподобиться в смерти Христу.
Был Нерону конец скверный послан –
Он на меч пал, и выжить не смог.
А Святым стал великий Апостол,
Его слева садил Господь Бог.

Номинация «Стихи и рассказы духовно-нравственного содержания».

ВРАЧИХА
Она была на все село одна,
Медфельдшер, санитарка и врачиха.
Считала нормой для себя она
И в ночь — полночь спешить туда, где лихо.
Ее любили, доверяли ей
Лечить и душу с ослабевшим телом.
Привыкла обходиться без врачей,
Их из райцентра вызывать не дело.
Но возраст постепенно брал свое,
Болезни накопившейся в угоду.
С неизлечимым недугом вдвоем
Она жила последние три года.
О том не знали жители села
Где знала всех, от края и до края.
И, наконец, ослабла и слегла,
Спокойно сознавая: умирает.
Не находил покоя верный муж,
В глазах переполнение печали:
— Отдай мне половину твоих мук,
Просил серьезно, поводя плечами.
Была улыбка женщины светла,
За что и полюбил ее когда-то.
Она не просто медиком была,
Служительницей клятве Гиппократа.
И тут вбежал взъерошенный сосед,
Рванул у горла полосатый свитер:
— С райцентром телефонной связи нет,
Жена… рожает… срочно… помогите!
Муж зря ее пытался удержать,
Она каким-то чудом все же встала,
Воткнула в вену шприц, потом опять,
И третий… Двух ей показалось мало.
Сосед нес на руках ее домой,
Муж некрасиво, по – мужицки, плакал.
И, выполняя долг священный свой,
Она все сделала, и опустилась на пол.
Высокой пробы светлые дела
Поймет быстрей душа, чем трезвый разум.
Она остаток жизни отдала,
Чтобы две жизни не угасли разом.
…Поставлен деревянный скромный крест,
И даже листья шелестят здесь тихо.
Пусть слушает церковный благовест
Медфельдшер, санитарка и врачиха.

БЕРЁЗКА
Он управлял «тридцатьчетверкой»
В свои неполных двадцать лет.
Был танк, как и хозяин, вертким,
В активе несколько побед.
Он сжег два «тигра» и «пантеру»,
Подбил свирепый «фердинанд».
Среди друзей имел потери,
Два ордена носил сержант.
Был этот бой других острее –
Накаты яростных атак.
И вел к фашистской батарее
Механик свой послушный танк.
По-русски, крепко парень скроен,
Немногословен на язык.
Деревья, вырванные с корнем,
Лежали чуть ли не впритык.
А поле мины и снаряды
Вспахали, все сожгли дотла.
Но в километре, значит, рядом
Высотка с немцами была.
Еще рывок, еще немножко,
И будет враг разбит, гоним!
Но вот на трогательной ножке
Березка встала перед ним.
Как это чудо уцелело,
Здесь не осталось и куста!
Губить ее – совсем не дело,
И без того земля пуста.
Зачем ты встала, как нарошно,
Не сбоку, точно впереди?
Она зеленые ладоши
Прижала к лиственной груди.
И дрогнула душа танкиста,
Он влево взял, пошел в обход.
И рядом полетели искры,
Снаряд ударил прямо в борт.
…Погода ясная в июне,
И нет уже войны окрест.
А у плеча березки юной
Притих послушно скромный крест.
Под ним танкист, ее спаситель,
Для жизни не хватило сил.
Не верите?
Тогда спросите
Саму березку.
Я – спросил…